Новомученик Иван Аркадьевич Лаговский

[d_st75]

ЕЖЕМЕСЯЧНАЯ
ГАЗЕТА "МИР
ПРАВОСЛАВИЯ"
№12 (57)
декабрь 2002

РСХД в Эстонии Наши мученики: Иван Аркадьевич Лаговский (Окончание. Начало в №№ 7, 8, 9, 10) Иван Аркадьевич Лаговский. Из книги Б.В. Плюханова «РСХД в Латвии и Эстонии». Иван Аркадьевич Лаговский был одним из самых деятельных лидеров РСХД. Его поразительные организаторские способности в таком трудном деле, как христианское просвещение, его острый ум и обширные познания в богословии, умение выявлять духовные связи между событиями русской истории и событиями современности, наконец твердость и последовательность взглядов на трагическое положение русской культуры, а с другой стороны, вера в то, что дело Церкви не может быть проиграно, вера в то, что возрождение России возможно лишь на путях духовного обновления, позволяют сравнить его жизнь и мученическую кончину с апостольским служением. Биография и судьба Ивана Аркадьевича достаточно полно изложены в книге С. Г. Исакова «Русские в Эстонии», и воспоминаниях Т. П. Милютиной (Бежаницкой, Лаговской) «Люди моей жизни», и протоколах допросов, опубликованных в «Вестнике РСХД», поэтому о фактографической составляющей его жизни мы скажем здесь лишь пунктирно, ограничиваясь заявленной темой. Сразу нужно заметить, что начало, конец и высшая фаза жизни Ивана Аркадьевича были связаны со служением Церкви. Он происходил из семьи костромского священника, детство прошло в Кинишме, куда перевели на службу отца. Здесь мальчик обучался в духовном училище, а в 1903 г. поступил в Костромскую духовную семинарию. По окончании семинарии Лаговский поступает в Киевскую духовную академию, которую заканчивает в 1913 г. со званием кандидата богословия и правом преподавать русский язык в духовных училищах. Последовавшая затем практика работы учителем русского языка и словесности в Екатеринославе поставила перед ним проблему более глубокой специализации в филологии. С этой целью он поступает на филфак Екатеринославского университета, не оставляя преподавание в гимназии. Однако хаос, сумятица и гражданская война, последовавшие за революционным переворотом, на несколько лет лишают его возможности продолжать учебу. Лишь в 1923 г., после скитаний, свойственных тогда для большинства русской эмиграции, Иван Аркадьевич стал студентом-стипендиатом Русского Педагогического института в Праге, который закончил благодаря своим способностям и предшествовавшему образованию уже в 1926 г. Тогда же он занял пост ассистента кафедры психологии и педагогики Русского богословского института в Париже и был введен в состав Центрального секретариата РСХД. О том, почему именно Лаговского пригласили в руководящий орган РСХД, точно пишет В. В. Зеньковский: «И.<вана> А.<ркадьевича> я хорошо знал как студента Педагогического Института; в последний год, уже окончив Институт, он был даже предназначен к оставлению для подготовки к профессорскому званию... Зиму 1925-26 года он работал в педагогическом бюро в Праге, с специальной задачей изучать школьное дело в Сов. России, в чем он обнаружил все свои дарования: он превосходно изучал весь материал, каким мы могли в Праге располагать, и не менее превосходно умел излагать, что изучил. Если к этому добавить его очень солидные богословские знания (он окончил Киевскую Духовную Академию), его искреннюю и просвещенную любовь к церковным службам, его умение вести хор, в чем обнаружился большой организаторский дар, наконец его небольшой, но очень яркий опыт руководства (самым большим в это время) Пражским Движением, то лучшей кандидатуры для приглашения в центр придумать было нельзя». И. А. Лаговский в летнем лагере РСХД Эстонии (под Тарту, 1935 г.) Исходя из вышесказанного, можно считать, что причастность Ивана Аркадьевича к РСХД обуславливалась двумя важнейшими предпосылками его жизни, религиозными убеждениями и профессиональными интересами, поскольку именно РСХД предполагало и практиковало педагогическую деятельность на основе Откровения Христова. Здесь же нужно сказать и о том, что работа Ивана Аркадьевича в РСХД была выражением страстной любви к России и русской культуре. Он был подлинным патриотом своей родины. Давая характеристику особенностям мировоззрения И. А. Лаговского, один из движенцев, Н. М. Зернов, писал: «Насколько Зандеры чувствовали себя дома в Европе, настолько Лаговский, третий секретарь Движения, всецело принадлежал России. Иван Аркадьевич, несмотря на годы изгнания, не осилил ни одного из иностранных языков. Он не был шовинистом, сочувствовал экуменической работе, но сам жил только родиной и болел ею. Он внимательно следил за всем, что случалось на антирелигиозном фронте, и был лучшим экспертом в эмиграции по этому вопросу. Его статьи регулярно появлялись в «Вестнике РСХД», давая исчерпывающую информацию на эту тему. Он был увлекательный оратор, его доклады о России были всегда полны точных фактов и продуманных заключений. Говорил он с неподражаемыми жестами, выделывая руками сложнейшие выкрутасы и придавая лицу самые неожиданные выражения...». Любовь к России – одна из сквозных тем его докладов на съездах и встречах движенцев. Так, например, на летнем съезде Французского Движения в Клермонте, который проходил под знаком России, вдохновенное выступление И. А. Лаговского было посвящено духовным исканиям в советской России; он поставил с особой силой тему о духовном возрождении России и нашем в этом участии, нашей ответственности за судьбы России, вспоминает В. В. Зеньковский. С аналогичными докладами Лаговский выступает в Эстонии и Латвии. Участвуя во втором Прибалтийском съезде в Печорах в августе 1929 г., Иван Аркадьевич руководит семинаром «Вопросы религиозной педагогики». В его выступлении были, в частности, и такие слова: «Наша молодежь, как евангельский расслабленный, ищет Христа и тянется за Ним. Надо нам всеми средствами помочь ей прийти к Нему». «К пятому дню съезда уже собралось 300 человек, – вспоминает Б. В. Плюханов. – На доклад И. А. Лаговского о борьбе в СССР с религией собралось столько народа, что многие должны были стоять. Доклад вызвал повышенный интерес, чувствовалось сильное возбуждение, волнение аудитории. Сказанному в докладе И. А. Лаговский подвел итог словами митрополита Литовского Елевферия (Богоявленского): «Силы безбожия никогда не одолеют России и православной церкви. Сердцевина уже нашла себя и поможет церкви вынести гнет...» На заключительном собрании участники поделились своими впечатлениями о съезде. «Когда у праведной Иулиании Лазаревской не хватало хлеба, чтобы кормить голодный люд, – сказал Иван Аркадьевич, – она стала печь его из лебеды. Но в ее руках он был лучше пшеничного, ибо в сердце ее была любовь. Будем же и мы раздавать наши плохие, негодные хлебцы, будем стараться зажигать души других тем огнем, которым горим сами». Зимой следующего года И. А. Лаговский в Латвии. И вновь кровоточащая рана – «Борьба веры и неверия в советской России» – основная мысль его выступления. Доклад претворился в молитву о России присутствующих на докладе. Зал Народного дома в Пыталове (Яунлатгале), рассчитанный на 400 человек, был заполнен до крайности, заполнены были даже все проходы. Шелест рук, творящих крестное знамение, глубокие вздохи слушателей сопровождали доклад И. А. Лаговского, вспоминают очевидцы. Основательное образование, любовь к Церкви, педагогический профессионализм и вера в духовное возрождение России сделали его незаменимым членом Движения. В воспоминаниях о нем мы нигде не видим в его настроениях ностальгических нот, не видим попыток лакировки российской истории, он прямо говорит, что русская революция – результат разложившегося религиозного сознания русского человека, а советский атеизм – логическое следствие бездуховной культуры. И все источники прямо утверждают, что его вера в Бога носила не умозрительный, но деятельный характер. В нем сочеталось, казалось бы, несочетаемое: критический взгляд на советскую действительность, критический взгляд на русскую эмиграцию с верой в новое будущее России и ее молодых граждан. В его лице слились и патриот, и гражданин, и деятельный член Церкви, и интеллигент, и педагог. Показательно в этом смысле и отношение Ивана Аркадьевича к церковному расколу 1931 г. Для многих русских эмигрантов проблема взаимоотношений церкви и безбожной власти была важнейшей темой их духовной жизни. Иван Аркадьевич как безусловный знаток этой проблемы скорее всего сочувствовал или, по крайней мере, понимал тех, кто был категорически против каких-либо компромиссов с воинствующим атеизмом. Но именно потому, что он был знаток этой проблемы и был человеком, глубоко любившим Церковь и Россию с ее странными историческими противоречиями, Иван Аркадьевич остался верен Московской Патриархии, за что был уволен из Богословского института. Не вдаваясь особенно глубоко в анализ этого факта его биографии, заметим, что остаться без постоянного дохода в те годы в безработном Париже русскому эмигранту без знания языка только из-за своей любви и веры в Россию, обрекая семью на нищету, мягко сказать, было весьма и весьма неприятно. «Это тяжелое положение вскоре благополучно разрешилось, – вспоминает супруга Лаговского Тамара Павловна. – Движение было широких взглядов и хранило независимость: Ивану Аркадьевичу было поручено платное редактирование журнала Движения, и, таким образом, наша покачнувшаяся жизнь снова встала на свое место. Но воспоминание об этом чувстве беспомощности, выброшенности в пустоту, о чужбине, где никому нет до тебя дела, осталось в моей памяти навсегда». Роль Ивана Аркадьевича в становлении и организации дела Движения в Европе была одной из ведущих. Профессор В. В. Зеньковский, знаток русской церковной истории, человек, умевший быстро разглядеть сущностное в происходящем, а также людях, говоря о значении И. А. Лаговского для Движения, замечал, что «его обширные богословские знания, его превосходное знание церковной истории, тонкость его мысли – всё это делало его центральной фигурой в кружке, а его любовь к Церкви, умение вести хор, наконец живость его характера – всё это содействовало сближению со всеми членами кружка, начиная с его духовного руководителя о. Сергия Булгакова и кончая любым членом кружка. Лаговский вообще «нашел себя» в Движении, которое открыло перед ним путь для развития и приложения его многообразных талантов, а для Движения вхождение в него Лаговского может быть приравнено по своему значению к участию в нем семьи Зерновых, обоих Зандеров, Липеровского, о. С. Четверикова, иначе говоря, я считал Лаговского одним из основоположников Движения, хотя Лаговский (как и о. С. Четвериков) вошел в Движение, когда оно уже сложилось в своих основных линиях». С Эстонией Лаговского связали три взаимообусловленных факта его биографии. Во-первых, Иван Аркадьевич был активным участником общеприбалтийских съездов и семинаров. Во-вторых, с Эстонией его связали любовь и брак с тартуской движенкой Тамарой Бежаницкой. В третьих, руководство РСХД в конце 1933 г. направило И. А. Лаговского в Прибалтику для активизации здесь работы Движения. Однако фактически вся работа Ивана Аркадьевича сконцентрировалась на Эстонии, поскольку, будучи нансеновским подданным (то есть, иностранцем, в современном понимании проблемы), он не имел возможности свободно ездить по Прибалтике. Достаточно часто бывая в Эстонии, а потом и вовсе поселившись в Тарту, Иван Аркадьевич составил себе мнение об особенностях положения русских в Прибалтике и особенностях работы Движения здесь. По его мнению, эмиграция европейская не знает проблемы соотнесения национального и наднационального. Для прибалтийских же эмигрантов, оказавшихся в странах, переживающих эйфорию внезапно обретенной независимости и воспринимающих русских людей как чужеродный балласт, вопрос наднациональности христианства был чрезвычайно важен. В июне 1935 г. во Франции, в местечке Буасси (под Парижем), на съезде Совета РСХД И. А. Лаговский отметил значение Салдусского экуменического съезда в Латвии в 1934 г. и заметил, что откровение Евангелия должно войти в жизнь Движения. Говоря об отношении меньшинств и эмиграции, И. А. Лаговский сказал: мы (русское население Прибалтики) – меньшинство к тому народу, с которым мы живем. К русскому народу мы – часть. Судьба русского народа нас так же волнует, как волнует и русскую эмиграцию. В странах, где мы живем как меньшинство, мы особенно хорошо понимаем значение эмиграции. Необходимо обращение к Будущему, вспоминает Б. В. Плюханов. «Наш опыт (РСХД в Прибалтике), – говорил далее И. А. Лаговский, – отличается от опыта эмиграции. У нас есть одно слагаемое – жизнь. У нас приходится наблюдать двусмысленность идеологии в жизни. Поэтому широкое объединение на идеологической почве для нас невозможно. Что в эмиграции совместно, в Движении в Прибалтике невозможно. В эмиграции пережит инстинкт собственности, освобождение от эгоизма, инстинкта собственности. Так же нужно относиться к инстинкту национальному, освобождая дело Христово от всего натурально темного. К идеологии нужно относиться прагматически. Движение воспитывает великое и свободное подчинение Христу, превращаемое в сыновство... Большевизм воспитывает рабство партии. Большевизм антирелигиозен. Анти – не только противопоставление, но и подмена. Здесь это умопостигаемая величина, в Прибалтике жгучая осязательность... Непрерывная, продолжающаяся волна русского народа у нас. Можно, ориентируясь на видимый нами русский народ, сказать: помертвелость церковной жизни; хулиганство. Нужно идти в низы. Принимаю идею духовной борьбы. Кто возьмет оружие – должен быть воином Христовым». О своей организационной работе в Движении по Эстонии Иван Аркадьевич дал довольно исчерпывающее объяснение на одном из допросов. Главным образом работа в Эстонии заключалась в том, что И. А. Лаговский регулярно посещал Таллин, Нарву и Печоры, где существовали местные объединения Движения, с целью помощи кружкам в их работе. Он помогает кружкам составлять программы своей работы, по просьбе движенцев выступает с лекциями и докладами религиозно-культурного характера из цикла «Пути русской культуры», проводя антиматериалистическую линию. Некоторые доклады были посвящены положению православной Церкви в СССР, в которых содержалась открытая критика советского строя. Он же выступает и в роли консультанта, переписываясь с местными движенческими комитетами по проблемам подозрительного отношения эстонских, как гражданских, так и церковных, властей к работе Движения как русской организации. На его же плечах лежала организация «финансовых кампаний» ежегодных кратковременных финансовых сборов, главных источников денежных средств Движения в Эстонии, а также организация общих съездов Движения. Мы видим Ивана Аркадьевича и как главного руководителя воскресных школ и дружин для детей и юношества, целью которых было воспитание, как значилось в протоколе допроса, «граждан эстонского государства в духе хранения своей русскости и в духе хранения верности религиозно-национальным вопросам русской культуры и православию, в противовес увлечениям безбожием и материализмом». С этой целью Иван Аркадьевич участвует в организации и проведении летних лагерей для детей и юношества, в программу которых, помимо оздоровительных целей, вкладывался и духовно-просветительский смысл. Иван Аркадьевич – активный участник бесед с юношеством по самым злободневным вопросам современности: значение семьи и брака в религиозном духе, в противовес как коммунистически безбожному, так и фашистскому разрешению этих вопросов; разбор вопросов об отношениях между наукой и религией и критика материалистического мировоззрения. Центром всей деятельности Ивана Аркадьевича являлась русская православная молодежь как будущее новой России. Движенка Мария Плюханова вспоминает: «Своим человеком был и секретарь по Прибалтике, присланный к нам из Парижа, Иван Аркадьевич Лаговский. Он жил в Тарту, но часто приезжал в Таллин и направлял всю нашу работу. Очень интересовался молодежью, жизнью нашей дружины, знал большинство из нас по именам. Так и вижу его сутулую фигуру, сидящую среди нас, его длинные, всегда жестикулирующие руки, слышу его милое, ничуть не мешавшее нам заикание. Он говорил часто и подолгу, втолковывая недоступные нам тогда истины; мы с ним даже спорили, что-то доказывая, он сердился и налетал на нас все с новыми и новыми доводами. Очень это было интересно и поучительно... Сейчас, возвращаясь на десятки лет назад, я вижу, что не было в нашем Движении никакого ханжества, никакого давления сверху. Кто хотел, тот ходил в церковь. Не хотел – не ходил. Некоторых интересовала не так религиозная философия, как тема патриотическая, других – русская литература, третьих – иконопись. Все находили в нашей общей жизни свое место, и всем было легко и привольно под руководством, даже не под руководством, а под доброжелательной опекой наших самоотверженных руководителей». В предыдущих публикациях мы говорили о том, что РСХД думало не только о студентах, но и молодежи вообще, в том числе крестьянской и рабочей. Фабричная молодежь не оформилась в отдельное крыло Движения, но молодежь крестьянская, главным образом в Принаровье и Печорах, при участии Ивана Аркадьевича составила собственную организацию РХД крестьянской молодежи. Иван Аркадьевич в своих воспоминаниях о первом съезде крестьянской молодежи подчеркивал, что объединение произошло не ради объединения как такового, а ради объединения вокруг Церкви Христовой. «Как на первом Пшерове (месте учреждения РСХД. – А. И.), богослужение было «вне распорядка дня», Литургия начиналась в 6 часов утра «для желающих помолиться». И почти с первого же дня вся молодежь стала подниматься к Литургии. Службы велись «общим пением». Из нас, случайно съехавшихся с разных концов эстонского государства, почти тотчас же после первой службы создалась сильная и гибкая «певчая масса». Напевы усваивались с полунамека, текст служб был роздан в печатном виде, и на третий день пели уже все, пели дружно, бодро, «стихийно». Верится, что как ни силен натиск безбожия, как ни велико опустошающее влияние равнодушия к Церкви, к вере, а церковная культура так впиталась в плоть и кровь русского народа, что при благоприятных данных оживет все накопленное тысячелетием жизни в церковной стихии». В рамках просветительской работы среди крестьянства, по предложению Нарвского церковного управления, Иван Аркадьевич участвует в подготовке миссионерских выступлений по деревням Печорского края и Принаровья с целью противодействия распространению безбожия среди деревенского населения и подъема религиозной жизни. После ареста в 1940 г. И. А. Лаговского этапировали в Ленинград, где развернулось дело РСХД. Ивану Аркадьевичу инкриминировали антисоветскую деятельность. Что было по сути верно, но не в террористическом смысле, который навязывал следователь, а в апологетическом. Именно иссиня-черная мгла атеистического материализма, мрак, затеняющий лучшие и светлые стороны русского религиозного духа и русской культуры, возмущал его более всего. Иван Аркадьевич сторонился политики, как и все Движение в целом, понимая, что события русской истории не могут быть объяснены лишь фактами посиюстороннего бытия. Но сторониться политики всегда можно лишь до какой-то степени. До той черты, пока бес сидит в своих свиньях, а не рыщет в поисках душ человеческих. В таких случаях долг христианина выйти с оружием в руках. Священник возьмет в таком случае в качестве оружия крест, а интеллигент – Слово. Иван Аркадьевич Лаговский, как и следовало всякому порядочному русскому учителю, совершенно сознательно взял то, что должен был взять, и вошел в историю православной Церкви Эстонии как педагог-воин. За это он и был расстрелян в застенках НКВД по 58 статье в 1941 г. Фактически он положил душу свою за учеников своих Христа ради и потому вполне может восприниматься нами как новомученик, в Земле Эстонской просиявший. Андрей Иванен. > В начало страницы <